FASCINOLOGY персональный сайт Владимира Соковнина
   
 

Карта сайта

Автор

Что такое фасцинация?

Интердиктивное общение

Мастер-классы и коуч

Помощь начинающему фасцинологу

Семантическая фасцинация

Публикации

Книги о фасцинации

Ваше письмо Владимиру Соковнину vmmss@mail.ru

мои сайты:

АКАДЕМИЯ СВЕТСКОГО АСКЕТИЗМА

ПРОФЕССИЯ ФАСЦИНОЛОГ

проекты
Владимирв
СОКОВНИНА

блог в ЖЖ
http://sv-asket.livejournal.com/

Все эти книги можно скачать бесплатно: http://www.koob.ru/sokovnin/

 

Если у Вас возникнет интерес к новой науке о чарующем и устрашающем поведении всех живых существ на планете и Вы захотите быть в курсе ее достижений, присоединяйтесь к моим блогам в ЖЖ и страницам в сетях.

блог FICTOR-выдумщик http://fictor2012.livejournal.com/

Тому, кто поможет продвижению новой науки,

СЛАВА!

 

 

 

 

Всем всё о фасцинации и общении >>> здесь
Новости фасцинологии

В. Соковнин

Глава IX. Массовая фасцинация
(из книги "ФАСЦИНОЛОГИЯ" Изд-во УрГУ. 2005)

Категория “массовая фасцинация”

Мир можно воспринимать как некое зрелище, не участвуя в нем. На берег чукотского лимана выходят люди и сидят, устремив мечтательный взор к воде и далям. Сидят часами, часто в состоянии алкогольного опьянения. Рядом сидят другие – сотни. И все смотрят молча. Каждый одинок в своем созерцании. Не буду оценивать феномен с точки зрения психологии. Важно представить себе эту картину массового выхода одиночек к лиману и созерцания.
Но вот другой не менее реальный пример созерцания, но уже с активным массовым включением в зрелище. На площади перед собором Св. Петра в Ватикане появляется папа и осеняет крестом огромную толпу верующих. Все благоговейно, некоторые даже со слезами, ликуют и внемлют папе. И именно потому, что видят его все сразу по механизмам эмоциональной индукции и заражения переживание усиливается, обретает качество эмоциональной волны и общего настроения. Налицо массовая фасцинация.

Массовую фасцинацию можно определить как аффектированное воздействие сигнала-Образа, вызывающее очарование (восхищение, благоговение, восторг, экстаз) или испуг-страх (до панического ужаса, ) одновременно у большой группы людей. Фейерверки и салюты в одиночку не смотрят – теряется смысл ликования вместе со всеми.
Примерами массового фасцинаторного действия сигнала-Образа и фасцинаторной аффектированной реакции могут служить праздничные парады и торжества, театральные, игровые, ритуальные, национально-праздничные массовые зрелища, шоу-концерты, карнавалы. Массовые эмоции всегда фасцинативны, доминантны и глубоки, так как к их механизмам подключается эмоциональный резонанс и заражение. Пример, ставший банальным и кочующим, – средневековые пляски Витта.
Массовая фасцинация может воздействовать на некое множество людей, как объединенных местом и действием (зрители на стадионе, в театре и кинозале, участники массового стихийного митинга или массового организованного шествия), так и разобщенных в пространстве, если у них есть сознание одномоментности восприятия некоторого чарующего или шокирующего воздействия (трансляции по ТВ или радио). При трансляции шоу на телевидении для фиксации эффекта массовости служит группа зрителей в помещении, откуда ведется трансляция.

Массовость восприятия есть по сути своей реализация закона слияния в единство телесной дискретности (дисперстности) живого. Потребность единения заложена уже в разделении полов и необходимости воспроизводить потомство и ухаживать за ним. Там, где есть переживающая единение диада, зарождается общее настроение и аффект. В группе это свойство диадного симпатического воздействия усиливается во много крат и достигает иногда уровня массового автоматизма, как у стада овец, бросающегося за вожаком в пропасть. Фасцинаторный в своей основе эффект группы наблюдается уже у одноклеточных. Массовая фасцинация пронизывает все стадно-стайные рефлексы и действия и в этом качестве является одним из фундаментальных врожденных паттернов, способствующих процессу выживания популяции.

У людей массовая фасцинация служит функциональным механизмом родового единения и групповой защиты и пронизывает собой любые процессы социальной идентификации и индоктринации. Идентификация с группой всегда проходит через массовую фасцинацию коллективного ритуала, зомбирования речевыми и ударными нагнетающими ритмами, ритмическими коллективными движениями, доводящими психику участников до изнеможения и транса, болевыми общими истязаниями и унижениями и такими же, но контрастными поглаживаниями и ободрениями и т. д., что создает невыразимое состояние экстатического единства с группой.
Эффективно использовали это свойство массовой фасцинации устроители массовых шествий, парадов и зрелищных партийных собраний фашисты Италии и Германии. Так проходили и празднества-триумфы в древнем Риме.
Пространство массовой фасцинации: холмы, стадионы, площади, форумы, радио- и телеэфир, само небо (когда его используют как фон для цветосветовых эффектов) – это социально организованное пространство. Замечательно организованные пространства для массового общения и массовой фасцинации изобрели древние греки и римляне. Я имею в виду древнегреческий театр и римский Колизей.

Охота стада пралюдей и защита его от окружающих хищников были тяжелы. Но если поохотились удачно, наступал праздник, ликование, благодарение тайным духам природы и тому, что были все вместе и заодно. Это были праздники, содержанием которых была не только радость бытия, но и ритуал единения, солидарности, укрепления социальности. Готтентоты после удачной охоты устраивают праздничное ликование и танцуют до состояний экстаза и транса.

Общая радость и общая печаль необходимы человеку в первую очередь для сцепления в общность и подкрепления принадлежности к этой родной общности. Чувство локтя придает уверенности, надежности, энергии продуктивного действия, будь то охота или война. Зрелище увеличивает силы и вдохновляет, нацеливает в одну точку индивидуальные энергии и создает общее настроение. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что фасцинация зрелища является могучим управляющим феноменом, заложенным в эволюцию общества с самого его зарождения, поскольку возникавшее тысячи лет назад общество было не суммой разрозненных особей, а структурно и функционально организованным единством особей, которое необходимо было постоянно поддерживать в состоянии структурного стабильного единства. Без радости единства и любви этого было бы невозможно достигнуть. Жизненная необходимость единения функционально обеспечивалась групповой суггестией и массовой фасцинацией, и в первую очередь в массово-ритуальных зрелищных формах, т. е. по существу своему формах театрализованных, игровых, ритмических и музыкальных, речитативных и стиховых, ряженых и раскрашенных.
Б. Малиновский отмечал, что “в примитивных обществах публичный характер поклонения, взаимоподдержка религиозной веры и социальной организации, по крайней мере, настолько же выражены, как и в более высоко развитых культурах… ритуалы, связанные с рождением человека, обряды инициации, дань почестей умершему во время оплакивания, похорон и поминовений, обряды жертвоприношения и тотемические ритуалы – все до единого предполагают публичность и коллективность, зачастую объединяя все племя в целом и требуя на определенное время мобилизации всей его энергии. Этот публичный характер, единение большого числа людей особенно выражены в ежегодных или периодических празднествах, проводимых в ознаменование благоденствия, во время сбора урожая или в разгар охотничьего или рыболовного сезона. Такие празднества позволяют людям дать выход веселью, порадоваться обилию урожая и добычи, встретиться со своими друзьями и родственниками, собрать общество в полном составе – и все это в атмосфере счастья и гармонии. Иногда предполагается, что во время таких празднеств являются те, кто ушли в мир иной: духи предков и умерших родственников возвращаются, чтобы принять подношения и жертвенные воздаяния, слиться с живыми в культовых действиях и разделить с ними радость праздника. <...> Соплеменники собираются вместе, и рамки дозволенного смещаются, особенно часто снимаются привычные барьеры, привносящие сдержанность в социальное общение и половые отношения. Желаниям дается удовлетворение, их даже стимулируют, и все участвуют в наслаждениях, всем и каждому показывают, как это хорошо, каждый делит радость жизни с остальными в атмосфере всеобщего благодушия. К потребности в обилии материальном здесь добавляется потребность в обилии людей, в единении с соплеменниками” (265).
Таким образом, можно сделать заключение о том, что массовая фасцинация есть самое эффективное средство реализации врожденной аффилиации в человеческом обществе.

Фасцинация массовых праздников

Доскучались до праздника.
Из словаря В. Даля

Основополагающей формой массового общения, невозможной без массовой фасцинации, и по сути, представляющей собой ее реализацию, является праздник. Праздник – это всеобщая радость и изгнание скуки бытия.
Праздник – неотъемлемая составляющая человеческого группового взаимодействия со времен появления homo sapiens. Человек нуждался не только в единении, в солидарности, в круговороте стрессово-экстремального бытия, он, как в воздухе, нуждался в хорошем оптимистическом настроении. Праздник изгонял стрессы и скуку, люди тосковали без эмоциональной подпитки друг друга. Уже у обезьян наблюдается эффект слияния, когда в стрессовой ситуации они бросаются друг к другу и обнимаются, прижимаются. Это часто видела Дж. Гудолл у шимпанзе (115, с. 87, 176–177) В первую очередь, конечно же, этот паттерн типичен для матери и детенышей, но в круг такой взаимной подпитки включаются также сестры-братья и груминговые партнеры.

Э. Финк пишет: “Праздник прерывает череду отягченных заботами дней, он отграничен от серого однообразия будней, отделен и возвышен как нечто необычное, особенное, редкое. Но совершенно недостаточно определять праздник только через противопоставление его будням, ибо праздник имеет значение и для будней, которым необходимы возвеселение, радость и прояснение. Праздник извлечен из потока будничных событий, чтобы служить им маяком, чтобы озарять их. Он обладает репрезентативной, замещающей функцией. В архаическом обществе яснее видна сущность праздника, нежели в нивелированной временной последовательности нашей действительности... Там, где дни и годы все еще измеряются по ходу солнца и звезд, там празднуют солнцевороты, времена года, различные космические события, от которых зависит земная жизнь, там празднуют также урожай, который принесло обработанное поле, победу над врагом отчизны, брачные торжества и роды, даже смерть празднично справляется как поминовение предков. В праздничном хороводе переплетаются музыка и танец, в хороводе, который есть нечто большее, нежели непосредственное выражение радости… На заре истории праздник украшался боевыми играми воинов, благодарением за урожай земледельцев, жертвой, приносимой мертвым, танцевальной игрой юношей и девушек и маскарадом, который ставил все бытие в зримое присутствие сценического представления” (481, с. 400).
Можно сказать, что человек отличается от животных тем, что он выдумал праздники как способ оптимизации единства и стал празднующим существом, скучающим без праздника.

Роль сексуальных оргий в единении рода

Очень важно, как мне кажется, подчеркнуть то, что первобытный праздник радости-единения людей включал в себя две непременные составляющие, которые дошли и до наших дней. Первая – это разгул страстей, раскрепощающий сексуальный инстинкт и стимулирующий сексуальное возбуждение. Наиболее законченное проявление эта составляющая первобытного праздника проявляет себя в коллективных сексуальных оргиях, отмечаемых всеми этнологами и этнографами. В. Тэрнер, объясняя оргиастический характер празднеств у примитивных племен аргументирует его тем, что у отдельных членов социума накапливается негативная энергия будней, она должна быть снята, выключена обществом, так как опасна для его структурной стабильности. К этому он добавляет еще и то, что нигде, как в слиянии тел, не проявляет себя с особой животной силой единство. Таким образом, общество не только выпускает пар негативных настроений, но даже специально, подчеркнуто стимулирует оргиастичность, чтобы достигнуть почти биологического слияния в социум. Неотъемлемость сексуальной групповой свободы в праздниках древних народов и так называемых примитивных племен отмечена во всех исследованиях их жизни. В какой-то мере эта составляющая массовых праздников дошла и до наших дней. Достаточно большая сексуальная свобода отмечается в современных карнавальных праздниках, лавпарадах, праздниках молодежных субкультур. Когда прошел знаменитый Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве, через год появилось на свет множество смуглых новорожденных, которых в народе остроумно окрестили “дети фестиваля”.

Дж. Фрэзер на основе анализа обширнейшего этнографического материала также пришел к выводу, что в первобытных социумах сексуальные оргии представляли собой символизацию единства рода. Он пишет в знаменитой своей книге “Золотая ветвь”: “Во все времена во всех культурах перед человеком стоит один и тот же вопрос: как преодолеть отделенность, как достичь единства, как выйти за пределы своей собственной индивидуальной жизни и обрести единение... чем больше человеческий род... отделялся от природного мира, тем более напряженной становилась потребность находить новые пути преодоления отделенности.

Один путь достижения этой цели составляет все виды оргиастических состояний. Они могут иметь форму транса, в который человек вводит себя сам или с помощью наркотиков. Многие ритуалы примитивных племен представляют живую картину такого типа решения проблемы. В трансовом состоянии экзальтации исчезает внешний мир, а вместе с ним и чувство отделенности от него. Ввиду того, что эти ритуалы практиковались сообща, сюда прибавлялось переживание слиянности с группой, которое делало это решение еще более эффективным. Близко связано и часто смешивается с этим оргиастическим решением проблемы сексуальное переживание. Сексуальное удовлетворение может вызвать состояние, подобное производственному или действием определенных наркотиков. Обряды коллективных сексуальных оргий были частью многих примитивных ритуалов. Кажется, что после оргиастического переживания человек может на некоторое время расстаться со страданием, которое во многом проистекает из его отделенности. Постепенно тревожное напряжение опять нарастает и снова спадает благодаря повторному исполнению ритуала.
Пока эти оргиастические состояния входят в общую практику племени, они не порождают чувства тревоги и вины. Поступать так – правильно и даже добродетельно, потому что это путь, которым идут все, одобренный и поощряемый врачевателями и жрецами; следовательно, нет причины чувствовать вину или стыд” (496).

Суммируя данные о сексуальных групповых оргиях, Дж. Фрэзер пришел к выводу, что все эти формы оргиастических празднеств характеризуются тем, что они “сильны и даже бурны и захватывают всего человека целиком – и ум, и тело” (там же). Известно также, что после подобной “повальной сексуальности” всегда наступала фаза общего повального отдыха, восстановления сил.
Массовая оргиастичность сопровождалась также межполовым поддразниваем, подзадориванием, своеобразной драматургией разжигания половых страстей и включала субфасцинацию в виде массовой театрализованной непристойности с распеванием скабрезных песен и куплетов, межполовым сексуальным вышучиванием, как это показал В. Тэрнер.

<...>

Игра-зрелище

Но есть еще одно существенное для любого празднества качество, которого всегда ждут и которое так любимо людьми. Это – игра. Праздник можно рассматривать как сложную, сценарно и театрально организованную игру.
М. М. Бахтин писал: “Для понимания сущности праздника важно понятие игры как особой смыслообразующей формы общения людей”, праздник — “это сама жизнь, оформленная игровым способом” (30). Праздники включали в себя и специально изобретенные игры, которые могли даже затем вычленяться из праздника и становиться самобытным ритуалом или мини-праздником. К таким отдельным игровым включениям и праздникам-играм можно отнести русские кулачные бои, просуществовавшие в некоторых регионах России до середины XX в. (я, будучи подростком, видел их еще в 1952-1953 гг. в с. Елошное Курганской области), и корриду San Fermin в испанском городе Памплона.

В. Савчук так описывает русские кулачные праздники: “Они устраивались на Масленицу, на Святки, на Илью Пророка. Это были поистине всенародно любимые праздники. Вот как повествует о них Г. И. Фомин, который, начав с осуждения этих “пережитков”, как нецивилизованных, противных общественной морали, и религиозным представлениям, мало-помалу, словно втягиваясь и подчиняясь логике праздника, сглаживает в своем повествовании суждения и вкрапляет нотки одобрения по поводу честных правил боя, восторга его участников, комичного выхода на лед (бои обычно проводились на реке) древнего деда, который и с печи-то слезал изредка, но возбудившись и получив пару крепких ударов, отдыхал, а затем вновь с радостным возбуждением бросался в толпу бьющихся, говоря в итоге, что вот де дожил еще до одного праздника. <…> После боя “только что отчаянно дравшиеся, как заклятые враги, люди стояли теперь рядом друг с другом, мирно закуривали и оживленно беседовали о бое… Жалоб, злобы, стонов не слышно нигде. Настроение у всех совершенно мирное. В некоторых местах толпы слышен дружный смех. Смеются и победители, и смеются с окровавленными лицами побежденные”. Каждый после боя “рассказывал, кого он ударил, кто его ударил и как ударил. Рассказывал страстно, с увлечением, как охотник о том или ином интересном случае на охоте, как спортсмен. И опять, ни тени злобы и затаенной мести в этих рассказах, – пишет Г. И. Фомин, – я не заметил”. Попытки милиции разогнать дерущихся, тогда, в начале 20-х годов, так ни к чему и не привели. “Последнюю радость у нас отнимаете”, – протестовали сами кулачники. Но ведь за радость, за праздник необходимо было платить: “По окончании боя многие из гостей разъезжались по домам с поломанными ребрами, с выбитыми и подбитыми глазами, оглушенными на одно или оба уха от разрыва барабанных перепонок, и чем больше таких искалеченных людей дает бой, тем больше он возбуждает разговоров, тем большую славу имеет это село и тем больше любителей привлекает оно на свои бои, а если в результате боя бывает даже одно или два убийства, особенно укрепляет славу его кулачных боев”. Как видим, плата не малая, но ведь темперамент и силу какую обуздывали сии народные “потехи”! (379)

“Плата немалая” имеет место и в корриде праздника San Fermin у испанцев, который каждый год проходит с 6 по 14 июля в испанском городе Памплона. Коррида выходит с закрытых арен прямо на улицы города. В 8 утра по сигналу открываются двери загонов, и обезумевшие от внезапной свободы быки бросаются по городским улицам в направлении стадиона. А перед быками несутся люди. Традиция проведения гонок с быками берет свое начало в 1591 г. В то время состязание носило практический характер – быков просто загоняли на арену корриды. Сейчас же это экстремальный спорт, забава, тест на смелость. Сами же испанцы San Fermin рассматривают еще и как праздник посвящения юноши в мужчину, не случайно в “энсьерро” участвуют в основном юноши. “Именно в тот момент, когда испанец бежит впереди быка, проявляя смелость и отвагу, он побеждает в себе труса, становится мужчиной” – говорят памплонцы. А струсить есть от чего. Ведь единственное “оружие”, которое позволено “corredores”, бегущим, – это свернутая газета.
И смельчаки находятся. На старых фотографиях, где запечатлена “encierro” времен Хемингуэя, можно видеть приблизительно сотню бегунов. Сейчас по тем же улицам за те же 2–3 минуты гонки бегут уже по 15 тыс. смельчаков. Большая часть из них – жадные до адреналина туристы. Рекордным по количеству жертв стал 1924 г., когда быки растерзали 13 и ранили 200 человек. И, что удивительно, большая часть тех, кто был ранен в этой сумасшедшей гонке, приезжают на San Fermin снова.
Такого рода экстремальные праздничные игры существуют у всех народов планеты.

Фасцинация массовых зрелищ

Массовая фасцинация – лучший способ управления массами посредством формирования наркотически блаженного состояния психики, массового удовлетворенного настроения, каким бывает настроение болельщиков после успешного для их команды футбольного матча или после массовых гуляний с пивом, салютами и фейерверками...
Массовая фасцинация невозможна без экстремальности сигналов-Образов (зрелищ) и аффектов. На стадионах от накалившихся страстей иногда умирают.

В. М. Литвинский справедливо, на мой взгляд, полагает, что “феномен зрелища представляет, без сомнения, универсальную константу человеческою существования, имеющую кросскультурный характер. Священный ритуал, шествие, танец, театр, карнавал, публичная казнь, спортивное состязание, эротическое шоу, наконец, массовое спортивное представление или спортивный театр образуют сложное явление культуры со своей структурой и динамикой. …Очевидно, что само зрелище предстает как нечто происходящее в перцептивном поле наблюдателя, как нечто, обладающее статусом событийности, которая придает зрелищу яркий, впечатляющий характер, делает его предметом незабываемого переживания” (237, с.45–54).
Зрелище – то, что опирается на зрение и без зрения невозможно. Человеческая цивилизация – это зрелищная цивилизация. Массовое со-зрение необходимо для массовой суггестии-объединения в единое настроение. Зрелище, объединяя некое множество людей срежиссированной и срепетированной картиной, поднимает участников до смысла этой картины. В этом великое социальное значение ритуала как формы массового активного зрелища-действия и заложенной в нем фасцинации символов и смысла. Но зрелище, суггестируя единство, с таким же успехом может и опускать его участников до уровня разъяренной толпы, которой режиссер задал доминантную эмоцию и направление разрушительного действия.

Зрелище-театр рассчитано на массовую радость и в этом смысле тоже имеет в своих глубинах социальное назначение. Жажда зрелищ должна учитываться любой властью, это знал уже Перикл и римские императоры. Нерон устраивал зрелища небывалого масштаба и смысла: он поджег Рим, а затем устроил массовую казнь христиан на арене Колизея с распятыми на крестах и львами, разрывающими тела христиан. Так он перевел гнев на невинных, да еще и закрепил римлян соучастием в зрелищной расправе, придав ей смысл справедливого наказания.
Не зрелище как таковое создает единство социума, но оно является имманентной функциональной единицей режиссуры формирования этого единства и этносов. Этнос скрепляется ритуалами-зрелищами. Невозможна без зрелищного ритуала и религия этноса. С возникновением общества возникает и группа людей – руководителей, режиссеров и лидеров зрелищ. Прежде всего это вожди, колдуны и шаманы, а позже – касты жрецов и церимониемейстеры.

В. Пикуль приводит в романе “Фаворит” такой забавный пример срежиссированного зрелища: “Поезд императрицы, выехав из Петербурга, растянулся на 14 верст, дорога до Царского Села была обставлена красочными транспарантами, дачи богатеев-вельмож соперничали меж собою в искусстве иллюминации, горящие пирамиды освещали путь. Неожиданно впереди поезда раздался ужасающий грохот, из вечерней тьмы возник конус гигантской горы, кратер которой с гулом выплескивал бурную лаву. Екатерина любезно объяснила Генриху:
– Я давно хотела посмотреть на извержение Везувия...
Это “заговорила” Пулковская гора, которую русские пиротехники за одну ночь превратили в итальянский вулкан, выбрасывающий к небу потоки суматошного огня. Было уже совсем темно, когда двор прибыл в Царское Село, где сразу же начался маскарад. Екатерина явилась в костюме голландской кофейницы, с маскою на лице”.

Древние греки настолько наркотически любили зрелища, что в зрелище превращали даже войну, во всяком случае подготовку к войне и проводы своих воинов в военные походы. Исторические события, связанные с походом на Сицилию в 416–414 гг. до н.э., показывают это во всей красе. Страстное увлечение большинства народа сицилийским походом было настолько велико, что даже тот, кому эта затея была не по душе, молчал из опасения прослыть неблагонамеренным гражданином. Выделяя этот штрих в огромной истории Древней Греции, хочу обратить внимание на эту любопытную особенность психологии афинян (а возможно и всех греков той поры): на их стремление покрасоваться, продемонстрировать и мощь, и великолепие одновременно. Фукидид пишет по этому поводу в своей знаменитой “Истории”, что на проводы эскадры в поход “в Пирей спустилось, можно сказать, все население города – граждане и иностранцы… В этот момент разлуки и предвидения опасностей афинян охватила куда более сильная тревога за исход экспедиции, чем во время решающего голосования в народном собрании. Но все же созерцание всех мощных приготовлений, находящихся перед их глазами, внушало гражданам и некоторую бодрость. Чужеземцы же и остальной народ собрались ради этого величественного зрелища, понимая, что дело идет о предприятии замечательном и превосходящем всякое воображение. Действительно, столь дорогостоящий и великолепный флот никогда еще до того времени не снаряжало и не спускало на воду ни одно эллинское государство… Триерархи (капитаны триер. – В. С.)… снабдили корабли разрисованными носовыми значками и украсили дорогой внутренней отделкой, причем каждый триерарх стремился сделать свой корабль самым красивым и быстроходным. Сухопутное войско состояло из отборных людей, которые всячески старались превзойти друг друга своим снаряжением и доспехами… все это казалось скорее демонстрацией мощи и богатства афинян, чем сборами в поход на врага… Этот поход стал знаменитым и возбуждал не меньше удивления смелостью предприятия и великолепием являемого зрелища, чем превосходством боевой мощи над врагом, против которого он шел.” (498, с. 273-275) Зрелища, театральность представляли собой одну из частей души древнего грека. Военный поход для них наряду с прочим должен был быть обставлен, оформлен по законам красоты, он обязан был быть красивым походом. Мысли о тяготах, опасностях, жертвах и крови отступали перед желанием видеть величественное зрелище грандиозности предприятия. Что ж, и в этом греки преуспели. Кстати, поход на Сиракузы закончился более чем плачевно, по сути поражение в Сицилии приблизило крах и закат Афин. Такова оказалась цена необузданного влияния массовой фасцинации величия и гордости Афин, которая отключила на время рациональный разум афинян.

Не так ли собирались и отправлялись в авантюрные военные походы в гораздо более поздние времена крестоносцы, являя собой тоже по-своему грандиозные по великолепию и театральности зрелища?
Внешний вид, облик военных приготовлений всегда, видимо, очаровывал человека и помогал ему обрести эйфорию победоносности, столь важную для настроя на победу. Позже страшный лик военной мясорубки приводил людей в чувство и отрезвление, но было уже поздно – машина была запущена и обязана была совершить свое убийственное действие. До следующей человеческой бойни с дьявольским красочно-возбуждающим зрелищем приготовлений.

Древнегреческий театр как форма массовой фасцинации

Но греки изобрели и то пространство-место, которое с тех пор стало типичным местом массового общения и массовой фасцинации человечества. Они изобрели амфитеатр и театр.
Пойти в театр – это означало для древнего грека испытать радостное волнение уже от одной мысли “пойти”. Собраться вместе, чтобы стать зрителями общего для всех театрального представления и предлагаемого драматургами смысла, испытать синэргические чувства – такова древняя функция театра и массового фасцинативного общения посредством театра.
Праздников у афинян было много, более 200 в году, и обходились они недешево. Перикла, который увеличил число праздников, противники обвиняли в том, что он таким способом покупает симпатии демоса. Но он прекрасно понимал, что пышные торжества – это тоже политика. Во-первых, престиж. Пусть все приезжающие в Афины убеждаются в том, сколь богата и сильна афинская держава. А во-вторых, в Афинах, где ведут споры философы, где знаменитые художники, скульпторы, архитекторы создают произведения, отмеченные высочайшим вкусом, где на каждом шагу люди соприкасаются с прекрасным, где даже самый бедный ремесленник знает грамоту, — народ достоин зрелищ, которые устраиваются для него. Он умеет отдыхать и веселиться, охотно участвует в процессиях во время празднеств и искренне переживает во время представлений.
Перикл предложил учредить особую театральную кассу – феорикон. Все желающие (прежде всего малосостоятельные афиняне) могли получать из нее во время праздников по два обола ежедневно – специально для посещения спектаклей.
Театральные дни были событием, которого ждали целый год. Театр позволял вырваться из повседневности, окунуться в торжественную, праздничную атмосферу. Он вызывал слезы и улыбки, задавал вопросы, заставлял размышлять, давать оценки. Мифологические сюжеты не мешали драматургам говорить о том, что волновало современников. Комедия же носила в ту эпоху откровенно политический характер. Она высмеивала конкретных деятелей, критиковала различные стороны государственной жизни. Она не щадила никого, даже сам демос, изображая его немощным старцем, падким на лесть, легко становящимся игрушкой в руках демагогов (именно она окончательно скомпрометировала это слово, сделав его синонимом развязного болтуна, обманщика и корыстолюбца, заигрывающего с народом).
Доставалось и Периклу. Поэт Кратин выводил его в своих комедиях, называя его “сыном Зевса и Смуты”. Он издевался над сооружением им Длинных стен. Насмешки вызвало и предпринятое по инициативе Перикла строительство Одеона — специального здания для соревнований певцов и танцоров.
Древнегреческий театр был той формой массовой фасцинации, которая захватывала сразу и художественно-эстетические, и политические, и социализаторские чувства. Великое фасцинирующее изобретение! К нему следует добавить еще и столь же великое изобретение греков – Олимпийские игры, ставшие в современном мире общечеловеческим зрелищем.

Колизей как символ массовой фасцинации и нескучного места

Другим местом для массовой фасцинации, изобретенным в древности, был Колизей. В отличие от греческого театра, Колизей был специализирован именно на массовых зрелищах, к которым древние римляне имели буквально наркотическое пристрастие.
Одно только перечисление того, что показывали народу в Колизее, кроме известных всему образованному миру гладиаторских схваток, может привести в изумление и содрогание. Тут и морские сражения, и схватки с хищными животными, и растерзание львами и тиграми преступников (так были “наказаны” Нероном христиане), и даже зоофилия во всех мыслимых видах, до совокупления женщин с гепардами, шимпанзе, жеребцами и ослами. Надо отметить, что римляне очень любили представления на мифологические сюжеты. Зевс, царь богов, часто насиловал молодых девушек, принимая облик различных животных, поэтому такие сцены часто разыгрывались на арене Колизея, в их режиссуре особенно преуспел некий Карпофор, который создавал сцены изнасилования быком молодой девушки, изображавшей Европу. Зрители были от таких сцен в восторге и неистово аплодировали.

<...>

Полный вариант см. в книге "ФАСЦИНОЛОГ" http://www.koob.ru/sokovnin/

см. также: Массовая субфасцинация Адольфа Гитлера


АВТОРСКИЙ МАСТЕР-КЛАСС

КОНСТРУИРОВАНИЕ МАССОВОЙ ФАСЦИНАЦИИ ОРГАНИЗОВАННОЙ ГРУППЫ

(партии, общественной организации, неформального объединения, корпорации)

Контакт с автором:vmmss@mail.ru Владимир Михайлович Соковнин

 

См. также:

Карта сайта.

Copyright © 2002-2014 В.Соковнин Последнее изменение: 3 июня 2014